С Машей ~ не говорил о Царицыне… — Отклик на замечание Книппер: «О Царицыне ты молчишь. Очевидно, ты раздумал или отговорила тебя Маша. Да и лучше, решай ты это с Машей, а то целым синклитом ничего не выйдет, и я напрасно вмешиваюсь; а ты только раздваиваешься, не знаешь, кого слушать. Я лучше буду держаться в стороне. Ты не один, я всегда забываю, не то что я. Ну, довольно об этом».
…виделся с Мартыновым… — 29 марта (см. письмо 4384).
…о котором ты писала… — 18 марта (см. примечания к письму 4377).
Немирович и Алексеев в моей пьесе видят положительно не то, что я написал… — Впоследствии Вл. И. Немирович-Данченко признавал, что неудовлетворенность Чехова постановкой его пьесы на сцене Художественного театра имела под собой некоторые основания: «…тут был грех нашего театра — нечего закрывать глаза — было просто недопонимание Чехова, недопонимание его тонкого письма, недопонимание его необычайно нежных очертаний… Чехов оттачивал свой реализм до символа, а уловить эту нежную ткань произведения Чехова театру долго не удавалось; может быть, театр брал его слишком грубыми руками…» («„Вишневый сад“ в Московском Художественном театре». — Театральное наследие, т. 1, стр. 107). О расхождении Чехова с театром в понимании «Вишневого сада» см.: М. Строева. Чехов и Художественный театр. М., 1955, стр. 182–191; ее же. Режиссерские искания Станиславского. 1898–1917. М., 1973, стр. 129; Э. А. Полоцкая. «Вишневый сад». Жизнь во времени. — В кн.: «Литературные произведения в движении эпох». М., 1979, стр. 236–239.
…декорацию второго акта, такую ужасную… — Об отношении Чехова к декорациям В. А. Симова см. в кн.: М. Строева. Чехов и Художественный театр, стр. 192–194, а также вышеназванную статью Э. Полоцкой.
…Халютину, которая сменилась Адурской… — Роль Дуняши предназначалась С. В. Халютиной самим Чеховым (см. письмо 4224 в т. 11 Писем). Однако на репетициях и на премьере трактовка ею роли Дуняши не удовлетворила Чехова. А. Л. Вишневский сообщал Чехову 12 марта: «Кстати, в Петербурге будет играть горничную Адурская, т. к. Халютина должна вскорости родить…» (ГБЛ).
…не делающей решительно ничего из того, что у меня написано. — См. письмо 4224 и примечания к нему.
…в Ялте какая-то проезжая дрянь ставит «Вишневый сад». — В Ялту «Вишневый сад» привезла труппа В. К. Дарьяловой из Севастопольского городского театра. Е. П. Карпов вспоминал об этом спектакле: «…на улицах Ялты появились широковещательные афиши. Приезжая из Севастополя, труппа давала в ялтинском театре спектакль. Шел „Вишневый сад“ Чехова. На афишах крупным шрифтом было напечатано, что пьеса будет поставлена по образцу постановки Художественного театра, под наблюдением самого автора <…> Я взял билет и к восьми часам отправился в театр. Прошел час, полтора, спектакля не начинают. Публика ропщет. Какие-то закулисные кумушки распространяют слухи, что ждут автора. В публике — волнение. Около десяти часов, наконец, открыли занавес. Убогие, рваные декорации. Жалкая обстановка. Несколько венских стульев. Рыночный, очевидно взятый напрокат, новенький „платяной“ шкап. В окне — обсыпанная крупно нарезанной бумагой ветка, долженствующая изображать собой вишневый сад. Заурядная обстановка захолустного, провинциального театра.
Вся „постановка по образцу Художественного театра“ выразилась в том, что за сценой помощник режиссера во время хода пьесы не переставая свистал, каркал, куковал, трещал, квакал, пищал, заглушая птичьими и лягушачьими голосами слова актера. Не мог он только, как ни старался, заглушить суфлера, который буквально вылезал из будки, подавая артистам текст пьесы. Суфлер покрывал своим хриплым басом и голоса актеров, и пение птиц, и кваканье лягушек. Получалось что-то невероятно дикое. Актеры, плохо слыша суфлера, метались по сцене растерянные, оглушенные звуками „пробуждающейся природы“. Не зная ролей, они немилосердно перевирали текст, путались, делали нелепые паузы, якобы „переживали настроение“.
Актер, игравший Гаева, напоминал своим видом, костюмом приказчика из аптекарского магазина. Две артистки, изображавшие Раневскую и Аню, картавили, грассировали, шепелявили, проглатывали целые фразы, куда-то торопясь и снуя по сцене, как угорелые кошки.
Публика, наполнившая театр сверху донизу, видимо недоумевала. Из задних рядов порой слышались голоса: „Громче! Чего?.. Не слышно!.. Суфлер, не ори!.. Птица, тише!..“ и т. п. Мне было больно и стыдно за Чехова <…> Вскоре <…> я поехал в Аутку <…> Антон Павлович заговорил о спектакле.
— Мне передали, что вы были на „Вишневом саде“? — не глядя на меня, спросил Антон Павлович.
— Да…
— Каково исковеркали!.. Безобразие! Еще написали на афише, что играют под моим наблюдением… А я их и в глаза не видел… Возмутительно! Они все хотят обезьяничать Художественный театр… И совершенно напрасно… Там вся эта сложная постановка достигается неимоверным трудом, затратой громадного количества времени, любовным отношением ко всякой мелочи… Им это можно… А они тут столько звуков, говорят, напустили, что весь текст пропал… Половины слов не было слышно…» («Две последние встречи с А. П. Чеховым». — Чехов в воспоминаниях, 1954, стр. 573–575).
До каких пор будешь в Питере… — Книппер выехала из Петербурга 30 апреля.
4396. А. Ф. МАРКСУ
10 апреля 1904 г.
Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: Чехов, Лит. архив, стр. 202–203.
Я так долго задерживаю у себя корректуру «Вишневого сада»… — Маркс послал Чехову корректуру «Вишневого сада» 12 марта 1904 г. (см. письмо 4372 и примечания к нему).